«О войне в Афганистане тогда открыто не говорили, но все знали, что там происходит. И мы с первого дня призыва были уверены, что точно будем служить там – ведь всего несколько учебных полков готовили личный состав для Афганистана, а я в 1986 году попал в один из таких», – рассказывает подполковник милиции в отставке Геннадий Митин.
В День памяти о россиянах, исполнявших служебный долг за пределами Отечества, который отмечается 15 февраля, бывший военнослужащий срочной службы разведроты рассказал «АиФ-Воронеж» о своём боевом пути в Афганистане, интернациональной помощи и тех моментах службы, когда приходилось просить спасения только у Бога.
Партизанская война
Анастасия Ходыкина, «АиФ-Воронеж»: Геннадий Адиевич, как вас встретил Афганистан в 1986 году?
Геннадий Митин: Сначала в Фергане нас полгода обучали владению навыками военной службы – стрелять, бегать, одновременно проходила акклиматизация. А затем отправили в Кабул, где я служил в разведроте 350 воздушно-десантного полка 103-й воздушно-десантной дивизии. У нас сложился достаточно дружный коллектив, и отношение местного населения не было враждебным. Помимо военной и интернациональной помощи, наши специалисты оказывали гуманитарную поддержку – содействовали развитию сельского хозяйства, возводили целые жилые кварталы, в Афганистане даже был представлен советский нефтегазовый комплекс.
Меня поразил образ жизни местного населения – даже не крестьянский, а феодальный: мотыга, земля, состоявшая практически из камней. Да, трудолюбие коренного народа удивляло. А ещё глинобитные кишлаки, на полу в мазанках – подстилки, люди готовят пищу на кострах. Мы не понимали языка, но обязательно в нашем подразделении был переводчик – узбек или таджик.
Мы, разведчики, отрабатывали полученные разведданные по спрятанным складам боеприпасов, по нахождению и уничтожению бандформирований. И бои шли не как в Великую Отечественную – не в окопах. Это была сложная партизанская война. Случались и армейские операции, где рота, в том числе охраняла и штаб дивизии.
– В фильмах войну в Афганистане показывают как нечто невыносимое. Это так?
– И в Афганистане, и в Чечне, где я воевал, были такие моменты, когда о помощи мы просили только Бога. Представьте: несколько десятков разведчиков выполняют определённые задачи, а в это время этот район обрабатывает артиллерия. И мы попадаем под свои же снаряды – случалось и такое. Просто иногда наша авиация из-за отсутствия информации принимала нас за бандитов и начинала обстреливать. Как обороняться? Ты же понимаешь, что они свои, а они – нет. Очень страшно, хочется жить, и ничего не можешь сделать, просто молишься в душе.
Помню, в Чечне вертолёт обстреливает нас реактивными снарядами, затем переходит на следующий круг, а второй вертолёт тем временем готовится к обстрелу. Выжидаю этот момент передышки и выбегаю из блокпоста, чтобы связаться по радиостанции со своими. И защищаться не могли, так как знали, что это наши вертолёты. Потом прошла дезинформация, что наш блокпост захвачен боевиками. А сверху-то не видно – люди и всё.
Фото: Из личного архива/ Геннадий Митин
Но бывали и забавные моменты. Служба в Афганистане близилась к дембелю. Пехота ушла, мы в охранении, а я – оператор-наводчик БМП-2 - и механник-водитель, несем службу на выносном посту охранения, залёг вдвоём с напарником. Ночь, снег. Смотрим: на горизонте начинает двигаться точка – открыть огонь не решаемся, ведь наши войска на ноги поставим, стрельба будет. Наблюдаем пять, десять минут, а точка приближается, нервы не выдерживают, говорю напарнику: «Дуй в штаб, сообщи, что у нас движение». Там сказали продолжать наблюдение. Нервы сдают, и мы предпринимаем определённые действия, чтобы обнаружить точку. Оказалось, что это… большой камень. Просто когда снег прекращался, камень становился виднее и создавалась иллюзия движения.
Мы этой войной, наверное, ранены, это часть нашей жизни. Когда служил, думал – ну вот, два года пройдут, вернусь домой, и всё будет хорошо, как раньше. Я ошибался. Афганистан не отпустил. Демобилизовался в 1988 году, а тут начался развал Советского Союза, в том числе распродажа предприятий, безработица. Устроился слесарем на завод «Электроприбор». Всего четыре года там отработал, и завод развалился, работы не осталось, зарплату не платили. Решил пойти в систему органов внутренних дел, и мне посчастливилось – попал в отряд милиции особого назначения. А в 1994 году начались боевые действия в Чеченской республике. Так и вернулся к тому, что лучше всего умею – воевать. С 1994 по 2005 год проходил службу в органах внутренних дел, дослужился до подполковника. Это, наверное, уже образ жизни.
Я ни в коем случае не поддержу тех, кто говорит, что война в Афганистане была лишней. Она имела большое значение для всего мира и нашей страны. Это был тот самый буфер, который защищал СССР от наступления вооружённых сил блока НАТО. Если бы мы там не были, там был бы кто-то другой. И мы уже тогда получили такого же неспокойного соседа, как Украина. К тому же мы целых 10 лет сдерживали приближение наркотрафика к нашей стране.
Надежда только на себя
– Как изменили вас Афганистан и Чечня?
– Война накладывает свой отпечаток. Из нас, четверых друзей, двое были тяжело ранены, на двоих у них только две ноги, а многие приобрели заболевания, которые вскрылись уже на гражданке. Усилилось чувство физического самосохранения и справедливости. Когда прекратилась война в Афганистане, все получили статус воинов-интернационалистов, потом – ветеранов боевых действий. Первый статус давал государственную защиту, определённые льготы по ЖКХ, выделялись автомобили, даже квартиры. Второй – убрал все привилегии. Сколько времени прошло после войны в Афганистане? А ведь многие наши воины до сих пор не получили квартиры и живут в общежитиях. Раньше освобождали от транспортного налога, теперь эта мера отдана на откуп региональным властям... У нас от этого налога освобождается лишь владелец автомобиля мощностью до 120 лошадиных сил, а почему ветеран должен ездить на маломощной машине? До сих пор на ветеранов боевых действий не обращают должного внимания, не ведётся реабилитация участников. Эту проблему никто не решает, и с каждым годом вопросов становится всё больше.
– Как думаете, готова ли сейчас армия к подобным конфликтам?
– Современная армия вообще другая. Когда по политическим соображениям или в результате предательства произошло большое сокращение личного состава и вооружения, считаю, была допущена большая ошибка. Получился провал. Сейчас благодаря отлаженной системе армия постепенно восстанавливается. Самое главное – руководители страны поняли, что у нас нет друзей, и помочь себе можем только мы сами. Сейчас достаточно сильное вооружение, всё идёт по пути совершенствования, осталось немного наладить процесс обучения военных специалистов.
В Советском Союзе, вспомните, какое было патриотическое воспитание? В школах преподавался замечательный предмет «Начальная военная подготовка», где учили, как пользоваться оружием, метать гранаты, а сейчас этого нет. Да, у нас нормальная молодёжь, но, наверное, изменились ценности. Раньше на первом месте были взаимопомощь, понимание, поддержка, сейчас во главе всего стоят деньги. И раньше нельзя было услышать от юноши, что он не собирается в армию, а теперь это не редкость. Хотя престиж армии повышается: без неё, например, нельзя поступить ни на муниципальную, ни на государственную службу. И это правильно.
«Гитлер считал город стратегическим центром». Историк о битве за Воронеж 
Приходится вертеться. Почему в Россоши прячут правду о войне 
«Шли навстречу огню, пока не ранит». Ветеран о своей войне