Строгость Боевой дружины. Как в Воронеже боролись с преступностью

После октябрьского госпереворота, который в Воронеже произошёл 12 ноября (здесь и далее даты по новому стилю – прим. ред.), новая социалистическая власть пыталась навести в городе свои порядки. Её руками была Рабочая боевая дружины во главе с Михаилом Чернышёвым. «АиФ-Воронеж» совместно с историком Олегом Скогоревым продолжает изучать мемуары известного революционера. Цитаты Чернышёва приводятся в оригинальной орфографии.

Устранив чиновников и адептов Временного правительства Керенского в Воронеже, местный Ревком понял, что не всё оружие, отданное простым людям, служит идеям социализма. В своих мемуарах Михаил Чернышёв об этом пишет так: «…уголовные элементы, переодевшись в военную форму, стали даже грабить население среди бела дня…». Тем временем опальные меньшевики и правые эсеры в своей печати в беспорядках обвиняли большевиков, которые, по их мнению, не могли справиться с властью.

Дружина против криминала

Ситуация накалялась и нужно было быстро что-то делать. Поэтому работу органов правопорядка (поиск и поимку преступников, а также ведение расследований) Ревком полностью возложил на дружинников – рабочих заводов, которые только научились правильно держать винтовки и, естественно, для работы правоохранителей не годились. Структура милиции существовала тогда только номинально и качественного штата не имела. Поэтому служителями новых законов стала малограмотная Боевая рабочая дружина, которая совместно с Пятым пулемётным полком недавно ликвидировала последнее правительство в Воронеже.

18 ноября 1917 года воронежский Ревком выпускает распоряжение, в котором, согласно мемуарам Чернышёва, сообщается: «…отныне обыски и аресты могут быть произведены по ордерам, выданным начальником охраны т.Чуевым и председателем Ревкома т.Моисеевым…». С таким мандатом Боевая дружина отправилась на поиски преступников. В коллективе были люди со всех районов города, которые через сарафанное радио быстро выявляли криминальный элемент.

В своих записях Михаил приводит такой эпизод:

«…подошли поздно ночью к домику Сальникова Николая в бывшей слободе Чижовке, стучимся. На стук в сени выходит сам Николай. Кто здесь? Я отвечаю – Боевая дружина. К тому времени, т.е. на 7-8 день после Октября преступный мир уже почувствовал строгость Боевой дружины, а потому, открывая дверь, этот отъявленный бандит и хулиган, заныл, что вот его до революции преследовала полиция, а теперь взялась Боевая дружина».

Дальше ситуация разворачивалась довольно просто и иронично. Чернышёв сотоварищи нашли в жилище рецидивиста много украденного и награбленного, но составлять опись добра не стали – не знали, что это сделать необходимо.

«…я спросил у Сальникова нет ли у него салфетки или скатерти, чтобы сложить найденные ценности. Он в нашем присутствии обратился к своей сожительнице «Машка, дай им чего-либо» (она также была уголовницей-рецидивисткой). Последняя достала белую скатерть и в нее-то мы и сложили названные ценности. Я придумал следующее: чтобы у арестованного Сальникова не возникло подозрения насчет честности боевиков, пусть он сам и несет награбленный узел золота председателю Ревкома, в Дом народных организаций».

Той же ночью пешком в сопровождении ответственного конвоя Сальников с узелком «вещдоков» отправился в ДНО. По дороге он споткнулся и упал, незаметно избавившись от своей ноши. К месту следования он прибыл уже с пустыми руками. Тем временем за ним и дружинниками следовала его подельница, которая в указанном месте подобрала узелок и вернула его к себе в дом. В итоге Чернышёв предстал перед Моисеевым в глупом виде. Из Сальникова выбили признание и заветный узелок был доставлен в Ревком.

19 ноября 1917 года Воронежский Ревком распустил большую часть Боевой дружины. На службе новой власти осталось только 600 человек из примерно 1600, которым раздали оружие для совершения Октябрьского госпереворота. У оставшихся дружинников винтовки заменили револьверами. Но далеко не все винтовки вернулись революционерам…

Борьба с публичными домами

Следующим заданием новой власти Воронежа стало закрытие публичных домов. В тот же день (19 ноября 1917 года – прим. ред.) местный Ревком постановил «…закрыть все дома терпимости и тайные притоны и объявлялась война с проституцией… Их, домов терпимости, в бывшем Миллионном переулке, ныне ул. Желябова, было десятка полтора».

«…с нами содержатели – мужчины и женщины – были весьма вежливы, выслушивали из наших уст о решении Ревкома о роспуске их заведений, которые внешне были очень благосклонны к нам, и обещали, раз есть такое решение, закрыть свои дома терпимости. И я, и, очевидно, многие бывшие со мной дружинники были уверены, что отныне дома терпимости будут закрыты».

В то время наивный Михаил Чернышёв, которому тогда было только 20 лет, обещаниям содержателей искренне поверил. Однако спустя пару дней также искренне удивился, узнав, что дома терпимости продолжают работать как ни в чём не бывало.

«Наконец, мне пришлось эти проклятые заведения посетить вторично самому с группой бойцов. И вот с чем я там встретился во всей наготе и откровенности: входим в один такой дом, хозяин и говорит: ну, молодой человек, хоть постановление и состоялось, но ведь без наших заведений вам не обойтись, а потом чем же им, проституткам и нам, дальше жить и промышлять. В другом и третьем доме встретились с самими проститутками этих домов терпимости, которые обрушились на нас сквернословием и цинизмом обвиняя нас в безбожестве и в том, что мы их настоящим постановлением обращаем в побирушек (нищих), т.к. они, будто-бы, кроме ничего не умеют делать, и т.д.»

Походы воронежской Боевой дружины по публичным домам желаемого результата не дали. Тогда Чернышёв сотоварищи повернули ситуацию во благо себе через «контрибуцию».

«Так как дружина долгое время регулярно снабжалась плохо, питания не получала, то контрибуция нами накладывалась на названных омерзительных торгашей проститутками продовольствием: например, 5 пудов колбасы, или 10 пудов сала и 20 пудов хлеба черного и белого и т.д. Кто отказывался от выполнения, арестовывали и заставляли потом внести контребуцию вдвое и втрое больше, которую они, в конце концов, вносили натурой и постепенно прекращали торговлю проститутками, т.к. дальнейшая работорговля грозила им расстрелом со стороны Рабочей боевой дружины».