Октябрьская революция 1917 года ликвидировала в России временное правительство Керенского. Гражданская война началась не сразу – ей предшествовало смутное время, когда население страны выбирало материально-политические предпочтения и выживало на стыке порядков новой эпохи. Как делили власть в Воронеже в конце революционного года, узнаем из мемуаров воронежского революционера – командира добровольной боевой рабочей дружины Михаила Чернышёва. «АиФ-Воронеж» совместно с историком Олегом Скогоревым продолжает изучать хронологические записи Чернышёва. Цитаты его мемуаров приводим с оригинальной орфографией.
«А поутру они проснулись»
«Мы же, дружинники боевой дружины, как и было условлено на заседании объединенных ревкомов пятого пулеметного полка и губревкома во главе товарищей Моисеева (в его честь названа улица в Ленинском и Советском районах Воронежа – прим. ред.), Муравьева и Врачева, уже стали занимать правительственные учреждения: в первую очередь почту и телеграф в Воронеже, размещавшиеся прямо против Дома народных организаций, потом станции Воронеж-I и -II с телеграфами, дальше спиртовой завод, находившийся в Тулиновском переулке (ныне ул. Комиссаржевской), остальные железнодорожные предприятия, мосты, заводы, учреждения г. Воронежа».
В своих воспоминаниях Михаил Чернышёв опровергает показания товарищей Рабичева, Люблина и Кардашева. Они утверждали, что после госпереворота дружинники в походе на госорганизации действовали по приказам руководителей партий большевиков и левых эсеров. Более того, Чернышёв заявляет, что представители этих партий даже не принимали участия в разработке плана по восстанию солдат и рабочих Воронежа. Руководителями были Моисеев и ревком пятого пулеметного полка. Чернышёв самолично направлял бойцов дружины для захвата организаций по заранее приготовленное списку.
Более того, руководство большевиков на заседании ВКП(б) 12.11.1917 попытались обвинить Моисеева в несогласованной партизанщине. В конечном итоге проспавшие госпереворот партийцы признали действия Моисеева правильными, а сам переворот почти бескровным.
«В октябрьском перевороте в Воронеже кроме солдат действовала одна Рабочая боевая дружина, объединяющая всех вооруженных рабочих Воронежа, большевиков, левых эсеров и беспартийных товарищей, в том числе через Боевую дружину были вооружены и несколько товарищей из большевистской учащейся молодежи...»
После госпереворота ранним утром к ДНО начали стекаться остальные дружинники, большевики и левые эсеры. У кого не было оружия – раздавали. Губернаторский дом, в котором располагался ДНО, был заполнен до отказа, люди стояли плотно во дворе и за его забором. Сколько тогда было вооруженных людей, никто не считал. Однако, спустя три-четыре дня, когда возникла необходимость разоружать контрреволюционный элемент и готовиться к противостоянию казакам, идущим навстречу атаману Краснову, под ружьём оказались около 1,6 тысяч человек.
«Добро пожаловать, или посторонним вход запрещён»
В один из дней Чернышёва вызвал секретарь левых эсеров товарищ Абрамов и приказал очистить помещение от президиума меньшевиков и правых эсеров для работы вновь избранного губернского реввоенкома.
«Я, 20-летний юноша, левая нога которого забинтована и в галоше? На мне почему-то оказалась матросская суконная рубашка, а на голове кепка: вот таким я вошел один в помещение президиума исполкома, где находилось 18-20 человек руководителей губернских и городских организаций и членов губисполкома: Кобытченко, Коган-Берштейн, Подбельский, Андреев, Антипов, Турчанинов, Соколов, Арсений Михайлов и другие буржуазные руководители, хорошо подготовленные политически и теоретически – до этого момента были с апломбом».
В таком виде молоденький Чернышёв именем революции со всей серьёзность, на которую в тот момент был способен, попытался выставить супостатов из помещения. Оппоненты его внимательно выслушали и спокойно сообщили, что большевики совместно с левыми эсерами узурпаторы, и что покинуть помещение буржуазные избранники народа будут готовы только под направленном на них оружием. Чернышёв опешил и вернулся к Абрамову, который теряться не стал. Под дулами винтовок лидеры меньшевиков и правых эсеров покинули помещение. Комнату тут же занял Моисеев.
На следующий день изгнанные стали собирать митинги об ущемлении народной воли. Дабы не допустить волнений на улицах большевики были вынуждены держать смутьянов под арестом – днем – в ДНО, а на ночь отпускали домой.
«Сокровища офицеров»
Далее Чернышёв в своих мемуарах снова опровергает хроники Лавыгина, в которых утверждается, что разоружение кадетского корпуса и обыск офицерских квартир производились солдатами пятого пулеметного полка. В мемуарах Чернышёва записано, что разоружать кадетов он направил своих сослуживцев, которые вывезли из кадетского корпуса в штаб дружины пять подводов с оружием. При этом сам Чернышёв по распоряжению Моисеева отправился по квартирам старших офицеров, которые находились в гостинице Самофалова на улице Большая Дворянская.
Администрация гостиницы ничего против обыска номеров не имела. Жильцов нигде не оказалось и Чернышёв с сотоварищами свободно изымали найденные пистолеты, гранаты и боеприпасы. Перед последней дверью делегация дружинников остановилась – консьерж не хотел её открывать, мялся и утверждал, что в этой комнате ничего интересного для нет, да и ключа от неё нет, и, вообще, она нежилая. Чернышёв настоял на взломе. В результате гости из реввоенкома удивились, но не оружию.
«…мы увидели комнату, заполненную ящиками с неизвестными для нас винами. Стали рваться в дверь, получился скандал и шум. Наконец, администратор приказал открыть дверь. Когда мы вошли в номер и осмотрели стоящие ящики с винами, которые были разных марок и в разных изысканных фарфоровых бутылочках, с фигурными пробками, что вызвало множество толков. Среди нас нашлись сведущие люди, которые признали в названных сосудах заграничное дорогое вино, а такой как тов. Непомнящий даже успел его тут же каким-то образом попробовать. Я растерялся и не знал, как поступить с этим вином. Вызвал по телефону председателя ревкома тов. Моисеева и доложил о результатах обыска гостиницы. Он по телефону мне сказал так: «Тов. Чернышёв, вина эти очень ценные для нас, т.к. нам придется развертывать госпитали, а для раненых это будет необходимо, надо сохранить и доставить сюда в Дом народных организаций»».
Сказано-сделано: на пяти-шести подводах запасы дорогого вина перекочевали в ДНО, где располагался штаб Дружины.
«Когда грузили ящики с вином на подводы, то некоторые товарищи уже покушали этой влаги, а в пути следования отведали и некоторые солдаты, несущие охрану города. Молва о том, что Дружина везёт себе вино, быстро распространилась. Вокруг названных подводов толпа увеличивалась и, наконец, когда мы подъехали к Дому народных организаций, то толпа выросла до нескольких тысяч человек и злобствовала, что Дружина везет себе вино, а им не дает».
Дружинники тем временем начали разгружать «живительную влагу» в подвал своего штаба. С чёрного ходак ним прибежал командир пятого пулеметного полка Шалаев, который в резкой форме изрёк: «Да вы с ума сошли, возитесь с этим дерьмом. Смотрите, что делается за воротами. Сейчас сломаю ворота и сомнут вас за эту глупость. Открывайте ворота!»
Толпа хлынула во двор и оцепенела от увиденного: Шалаев с дружинниками разбивали сосуды с заморским вином о стену. После ликвидации самофаловских алко-запасов действия Шалаева были признаны единственно правильными, а крайним «назначили» Чернышёва, несмотря на то, что тот выполнял «дурацкие и случайные» распоряжения товарища Моисеева.
