Уже в нескольких регионах страны суд признал геноцидом преступления европейских оккупантов в годы Великой Отечественной войны. К сбору доказательств приступает и прокуратура Воронежской области. Очевидцев этих страшных событий уже почти не осталось, и свидетельства каждого из них должны быть сохранены для потомков. «АиФ-Воронеж» побывал в гостях у Екатерины Тихоновны Скачковой, которая в 12 лет пережила убийство родных и заключение в концлагере, а историк Николай Сапелкин нашёл документы, подтверждающие её рассказ.
Трагедия одной семьи
Вероятно, уже скоро геноцид, который в 1942-1943 происходил в Воронежской области, станет юридическим фактом. В конце января областная прокуратура создала рабочую группу, которой предстоит собрать доказательную базу.
«АиФ-Воронеж» решили поучаствовать в этом деле и отправились в Задонск, где живёт 92-летняя Екатерина Скачкова, которая помнит оккупацию – самое страшное событие своего детства.
Стоя рядом с печкой – газа в доме нет – она дрожащим голосом вспоминала, как в один из летних дней в её родной хутор Ключи Сине-Липяговского района (сейчас это Нижнедевицкий район) Воронежской области пришли немецкие солдаты.
«Дядя, материн брат, - Аристов Павел Алексеевич - был председателем колхоза и закопал муку и махорку для партизан, - рассказывает пожилая женщина. – А у деда – его отца – была пасека. Он был уже старый и хромой с малых лет: лошадь взбрыкнула, и он коленки отбил. Не ходил в школу, не мог ни писать, ни читать, ни расписываться. Вышел на пасеку, видит - немцы едут. Поймали и били страшно. Мать увидала его, всего в крови, хотела дать буханку хлеба, но они пинками её прогнали. Потом свои рассказали немцам про дядю Пашу».
Пытаясь спастись, дядя 3,5 километра нёс на себе деда, чтобы вместе спрятаться в логу. Враги их нашли и застрелили обоих. Ночью родственники взяли тела и похоронили на сельском кладбище.
«А как над дядиной женой издевались! – с болью вспоминает Екатерина Тихоновна. – Допытывались, где муку и махорку закопал. Иголками груди ширяли. Она умерла потом».
Отец в это время работал в Куйбышеве – когда узнал, что деда и свояка убили, добровольно пошёл на фронт и погиб под Воронежем. А 12-летнюю Катю вместе матерью и старшим братом погнали за 13 км – в концлагерь в селе Семидесятном. Там они провели 3,5 месяца.
«Жили прямо на скотном дворе, на улице, вокруг – плетень, за ним – охрана с собаками, - говорит узница. – Мать - в трёх широких юбках и накрывала нас, когда дождь шёл».
По тем местам проходила граница между зонами, которые контролировали немцы и венгры. Екатерина Скачкова повидала и тех, и других, впрочем, не только:
- Финны были зверюги, - передаёт она то, что закрепилось в памяти. – А среди немцев попадались и такие, что не хотели воевать. Были два конюха, те говорили: «Как тяжело жить и на всё это смотреть». А один немец в трусах пришёл на пасеку, пооткрывал крышки, схватил рамки – и побежал. А пчёлы его облепили! Пробежал метров десять, упал и подох. Его раздуло всего. Ох, тут они понаехали - все ульи залили, сволочи. Когда освободили, у нас ничего не осталось – не во что было ни одеться, ни обуться. Дом стоял пустой. Мучились, ничего хорошего не видали. Вспоминать тяжело».
Последний путь
Конечно, память – не самый надёжный источник и может подвести каждого. Но слова Екатерины Тихоновны доказаны. Историк Николай Сапелкин обнаружил акт, составленный 17 октября 1943 года комиссией при Москлявинском сельском совете Сине-Липяговского района. Отличаются подробности, но не суть:
«15 июля 1942 года, в период временной оккупации Сине-Липяговского района, в дом к председателю колхоза им. Ворошилова Аристову Павлу Алексеевичу, жителю хутора Ключи, пришли мадьярские полицейские и стали делать обыск.
Найдя винтовку, с криком «Партизаны!» они бросились на Аристова Павла Алексеевича и его отца, Аристова Алексея Максимовича, стали их бесчеловечно избивать. Били прикладами винтовок, кололи кинжалами, выламывали руки, топтали ногами, требуя сказать, где ещё находятся партизаны. Но отец и сын молчали, тогда полицейские стали стрелять над их головами из винтовок.
После всех этих ужасных истязаний мадьярские солдаты связали Аристовым руки и повели их к селу Истобное. Алексей Максимович после перенесённых пыток уже не мог передвигаться и всё время падал, теряя сознание, а мадьярские солдаты поднимали его и опять били прикладом. Павел Алексеевич, сам измученный и окровавленный, упросив полицейского развязать ему руки, взял отца и понёс.
Над яром у села Истобное по приказу коменданта Форпучи мадьярские солдаты расстреляли Аристовых».
Павшая конина и пол-литра кипятка
Полностью доказаны и нацистские преступления в Семидесятном – вместе с Екатериной Тихоновной через концлагеря прошли тысячи человек. Вот что говорит акт Хохольского райисполкома от 12 мая 1943 года:
«3 июля 1942 года в селе Семидесятном немецко-мадьярскими войсками были созданы три концлагеря. Два на территории колхоза «ОСО» и один – на территории колхоза «9-е Января». Два концлагеря были созданы в овраге под открытым небом.
В указанные лагеря немецко-мадьярскими войсками согнаны были военнопленные красноармейцы и гражданское население до семи тысяч человек, из них большинство – мирное гражданское население: женщины, старики и дети.
В этих лагерях немецко-мадьярское командование установило зверский режим, а именно: военнопленных красноармейцев, а также гражданское население морили голодом. Кроме павшей конины и пол-литра кипячёной воды, больше ничего не давали, в силу чего люди умирали от голода по несколько десятков человек в день.
Граждан села Семидесятное, которые пытались передать пищу посаженным в концлагеря, немецко-мадьярские часовые не допускали и избивали. Так, например, гражданка Денисова Анастасия Афанасьевна с группой женщин принесла хлеб и другие продукты для передачи заключённым, часовые их избили, а продукты отобрали.
В концлагере на территории колхоза «9-е Января», где было заключено 4000 человек военнопленных и гражданского населения, в августе 1942 года одна гражданка, проходя мимо, бросила буханку хлеба через проволочное заграждение. Голодные, измученные заключённые кинулись за хлебом, мадьярские часовые без предупреждения начали стрелять и убили четыре человека совершенно невинных граждан».
Общий подвиг
Интересно, что практически каждый подобный документ рассказывает о подвиге. Пострадавшие жители области - часто женщины, дети и старики, - которые всю жизнь занимались исключительно мирным трудом, принимали смерть так, что захватчикам становилось ясно: их не просто боятся, а ненавидят и презирают.
"Акты о злодеяниях рисуют картину массового – если не вооружённого, то гражданского – сопротивления оккупантам, - делает вывод Николай Сапелкин. – Мирные жители боролись, как могли, - совершали диверсии, помогали партизанам. Или просто отказывались подчиняться и принимали мученическую смерть. Это всенародный подвиг, который необходимо увековечить: опубликовать имена героев, открыть в их честь монументы и памятные доски. И, конечно, нужно назвать имена палачей, юридически признать геноцид и призвать к ответу страны, граждане которых в нём участвовали".
Вот ещё несколько беспристрастных свидетельств:
«В июле 1942 года учительница Костёнской неполной средней школы Суворова Елизавета Леонидовна пошла купаться на реку Дон. Её задержал венгерский солдат, который начал обвинять её в партизанстве.
В штабе её опросили, учительница отвечала: «Я пошла купаться. Река русская, и я русская, а поэтому я в ней и купаюсь». Венгерский офицер отдал распоряжение связать ей руки. Суворова Елизавета Леонидовна сказала: «Никогда не владеть вам русской рекой. Рано или поздно, а наши русские товарищи освободят её от вас».
Офицер начал избивать её дал приказание отправить в лагерь для заключения. В лагере её продержали шесть дней, после чего венгерский солдат увёл в овраг и расстрелял.
В избу Лаврова Андрея Никифоровича, 1855 года рождения, проживающего в Борщёво, зашли два мадьяра, в это время старик стоял на коленях перед иконой и молился. Не дождавшиеся конца молитвы изверги стали до крови, больно бить старика по спине. Старик продолжал молиться.
9 августа 1942 года в селе Марки модьярский офицер и два солдата арестовали т.т. Осадченко и Гвоздюкова, предъявив им обвинение якобы за разрушение телефонной линии в комендатуре, т.т. Осадченко и Гвоздюков подвергались избиению, после чего были расстреляны за селом, около болота, из автоматов.
17 июля 1942 года был взят из своего дома Кретинин Тимофей Тимофеевич, житель села Истобное, 50 лет, по роду службы – бригадир колхоза «Память Ленина». Его подозревали в связях с партизанами. Мадьярские солдаты связали ему проволокой руки, водили по улице, затем привели к своему дому и в палисаднике расстреляли.
Там же были расстреляны его дочь, Асеева Анастасия Тимофеевна, 25 лет, и внук, Асеев Василий Иванович, трёх лет. Затем зажгли его избу, бросили всех троих в огонь и сожгли. Сожгли живьём с ними и его тёщу, Кретинину Прасковью Семёновну, 98 лет».
«Проведите газ»
Екатерина Тихоновна прожила долгую и трудную жизнь. Работала в колхозе, потом переехала из родных мест в Задонск. И сегодня она продолжает трудиться на огороде и поддерживает в доме идеальный порядок, не рассчитывая на поддержку.
"Я с малых лет работала. Мать корову подоит – и на работе от зари до зари. А на мне огород – 40 соток – и копала, и сажала, и полола. А сейчас что я хорошего вижу? Ничего. Вожу тачку с бумагой на растопку. Я узник, а мне газ никак не проведут. Напишите Путину, чтобы провели".