«Вместо зданий – руины». Защитник Воронежа об уничтожении города в годы ВОВ

Митрофан Москалёв подростком в годы Великой Отечественной войны защищал Воронеж  – гасил зажигательные бомбы, занимался разминированием. А ещё он – чудом выживший свидетель одного из самых трагических событий: бомбёжки городского сада Пионеров 13 июня 1942 года, от которой погибли сотни детей и взрослых.

Накануне 25 января – 81-й годовщины со дня освобождения Воронежа от немецко-фашистских захватчиков – Митрофан Фёдорович рассказал «АиФ-Воронеж» о нападении врага, разрушении города и работах по разминированию, в которых он участвовал вместе со взрослыми.

Спаслись чудом

- Митрофан Фёдорович, как вы узнали о том, что началась война?

- 22 июня 1941-го мы с дядей пошли забирать сестру из детского оздоровительного лагеря, он находился почти напротив сельхозинститута. Видим: собрался народ. Мы остановились узнать, что случилось. Из громкоговорителя доносился тревожный голос диктора: «Сейчас перед вами с важным сообщением выступит народный комиссар иностранных дел Вячеслав Молотов». И дальше – сообщение, что сегодня, 22 июня, в 4 часа утра, без объявления войны на нас вероломно напала  гитлеровская Германия. Так мы узнали, что началась война.

Дядя сразу отправился в военкомат, а я рванул на станцию Придача. Моего отца ещё в первых числах мая призвали на подготовку, расквартировали в Масловке, а теперь, видимо, должны были отправить фронт. Вижу на станции колонну солдат. Технику, артиллерию – всё грузят в эшелоны. С отцом я успел попрощаться, а 26 сентября он погиб под Смоленском.

- Как воронежцы пережили первый год войны?

- Мы продолжали учиться. Я окончил шестой класс, мне исполнилось 13 лет, во Дворце пионеров занимался в разных секциях. Но люди уже знали, что фашисты могут придти, готовились. В радиокружке, например, нас учили пользоваться различными военными приборами. А 13 июня 1942 года случилась трагедия. На сад Пионеров, где был организован концерт по случаю окончания учебного года, вражеский самолёт сбросил бомбу. Её специально направили туда, ведь там собралось более 600 детей, их родители, бабушки, дедушки... Вторая бомба упала на здание бывшей типографии газеты «Коммуна», третья – на зверинец напротив типографии, четвёртая была сброшена на Дом Красной армии (Дом офицеров - ред.), пятая – на второй зверинец, который находился на месте площади Победы, мы часто ходили туда смотреть на слона и дразнить обезьян.

На том концерте в Пионерском саду я играл на ударных инструментах в оркестре, а сестра Полина – она была на два года старше – пела в хоре. Когда упала бомба, нас со сцены выбросило взрывной волной, а сама бомба угодила на скамейки со зрителями.

Когда я пришёл в себя, то увидел очень страшное зрелище: много раненых, фрагменты тел на деревьях, шум, крики, плач... Первым делом мы побежали домой, чтобы сказать маме, что живы, а затем вернулись на место помогать переправлять раненых в нашей школе, где организовали госпиталь, и грузить мёртвых на платформу, её подцепили к трамваю для отправки на кладбище.

Раздумывать было некогда

- Стало ли опаснее жить в городе после этой бомбёжки?

- Да, после этого  немцы стали активно сжигать Воронеж. Мы, мальчишки и девчонки, помогали тушить  город от зажигательных бомб. Ребята – на чердаках, девчонки – внизу. Нам раздали длинные щипцы с брезентовыми рукавицами, ящики с песком, плошки с водой. Конечно, было опасно, но настроение у всех было бойкое, знали: надо тушить, иначе пожар – когда срабатывал детонатор, плавился тротил, и вспыхивало пламя. Надо было быстро схватить бомбу и загасить. 

А 3 июля 1942 года объявили всеобщую эвакуацию, нас разместили в Верхней Байгоре Верхнехавского района. Через полгода, 25 января 1943-го, когда мы узнали, что Воронеж освобождён, то отправились домой пешком. Шли трое суток. А идти мне было не в чем – туфли полностью износились. Соседи мне подарили лапти – не прошитые, из лыка, и на второй день они развалились. Но мне повезло: шла колонна солдат, один из них увидел, как я сижу на пеньке, а мама заворачивает тряпками мои ноги, достал из вещмешка американские красно-коричневые ботинки, стащил с моих ног тряпки, намотал портянки, надел ботинки и похлопал по плечу: «Живи, сынок!» Я никогда его не забуду, ведь он мне жизнь спас.

 - Каким вам запомнился освобождённый Воронеж?

- Как такового города не было – вместо зданий  развалины и выгоревшие руины. Наша школа № 26 тоже выгорела, а дом, где мы жили, был полностью разрушен. По улицам ходили девушки в милицейской форме. Мы, трое мужиков, - я, двоюродный брат и дядя – сразу отправились в военную комендатуру, которая находилась в деревянном домике на пересечении Никитинской и Комиссаржевской. На фронт нас, конечно, не взяли, так как никому из нас не было 18 лет. Но один офицер присмотрел брата и дядю, а меня отвёл меня в сторонку и поинтересовался, сколько мне лет. Я выпалил: «Шестнадцать!» А на самом деле было 14.

«Нет, вижу, что не 16, - покачал головой офицер,  - где документы?» Они были, но мы их не показали. Тут я принялся рассказывать, как работает миноискатель, приборы, датчики – об этом нас учили в радиокружке. Он удивился и пригласил меня в команду. Начали с разминирования крупных улиц и трасс для прохождения войск и техники. Все мины и снаряды собирали в машину-полуторку и отправляли на завод «Коминтерн», который выпускал «Катюши».

Весь город  был напичкан минами – немцы, когда уходили, оставляли их на каждом шагу. Были мины-игрушки: вроде, смотришь, портсигар, а это мина. Были мыльницы, а в них – мина. Как-то зашли в разрушенное здание, случайно подняли датчик, а он засвистел. В стене разглядели кирпич без раствора. Мы его вынимаем, а там – мина. На наше счастье не сработала, а ведь до этого стены не прослушивали! По подсчётам, каждый пятый минёр погибал. Наш старший минёр – сапёр дядя Степа – нас оберегал и давал очень чёткие инструкции.

Постепенно обследовав Воронеж, мы дошли до посёлка Гремячье. Заходим в первый дом, а на вьюшке, которая печь закрывает для тепла, повешена немецкая гранта – такая длинная, с деревянной ручкой. Сержант подходит и осторожно её снимает, а бабушка, местная жительница, поясняет: «Это -  толкушка, мы мнём ей овощи, чтобы скотину кормить – немцы таких много оставили».

«Мы её вам обязательно вернём, - с улыбкой ответил сержант, - но сначала я своим солдатам покажу».

Обошли все хаты, и везде – гранаты-толкушечки. Мы их все собрали в кучу и в присутствии жителей взорвали. Многие бабушки от испуга попадали. А потом крестились и благодарили, что мы их спасли.

Большой праздник

- Где для вас закончилась война?

- В Острогожске, туда мы дошли к 1944-му. Там нам сказали, что наша миссия окончена и выдали документы о том, чем мы занимались.  Дядя, которому уже исполнилось 18 лет, отправился на фронт, в 1947 году он погиб в Румынии, двоюродному брату дали рекомендацию на любую работу, которую он выберет, а мне – направление в Суворовское училище…

- Как будете отмечать День освобождения Воронежа?

- Я всегда участвую в торжественных мероприятиях, которые проходят в городе. Конечно, соберёмся и в кругу семьи. Это большой праздник не только для освободителей города, но и для всех воронежцев.

Досье

Митрофан Москалев род. 8 августа 1929 года. Окончил факультет автоматики и связи Воронежского железнодорожного техникума, Томский университет железнодорожного транспорта. Трудился на предприятиях Ташкента и Самарканда. С 1958  по 2020 годы работал  главным энергетиком, а затем председателем Совета ветеранов завода «Электросигнал». Почётный житель Коминтерновского района Воронежа.