На Платоновский фестиваль искусств привезли спектакль легендарного грузинского режиссера Роберта Стуруа «Вано и Нико» - метафорическую, философскую постановку, пронизанную особым колоритом. Перед показом автор спектакля провел пресс-конференцию для воронежских журналистов и рассказал не только о работе над постановкой, но и высказался по поводу нынешнего качества театра.
«АиФ-Воронеж» собрал яркие высказывания режиссера с пресс-конференции.
Куклы - это безликие персонажи, которые для меня ничего не значат. В реальной жизни это та масса, молчаливое большинство, которое нас окружает. Те, кому на все наплевать
О спектакле «Вано и Нико»
«В спектакле, созданном по притчам известного грузинского писателя Эрлома Ахвледиани, в абсурдной технике рассказывается о сложных взаимоотношениях добра и зла. Добру хочется стать злом, чтобы пробить себе дорогу в жизни. А злу, наоборот, хочется стать добром. Они решают поменяться местами. Правда, добру быстро надоедает быть злом, и оно хочет вернуть все на свои места. Но не тут-то было. Скажу сразу – в конце зрителей ждет хэппи-энд. Пусть и абсурдный, но зато с юмором. Это спектакль про нашу современность, в которой все так перемешалось, что уже не понимаешь, где добро, а где зло. Этой постановкой нам хотелось со сцены напомнить о вечных вещах, которые существуют, несмотря на политические конфликты и симпатии».
Спектакль грузинского театра «Вано и Нико» на Платоновском фестивале
О переменах в людях
«Мне всегда казалось, что хорошие люди не должны меняться. Но реальная жизнь слишком сложна. В моем окружении есть люди, которые совершали неприемлемые для меня поступки. В юности мне было непросто прощать их. Но с возрастом начинаешь идти на компромиссы. Иногда приходится решаться на сложные сделки с совестью. Ты открываешь щелку и входишь туда, откуда возврата обычно не бывает».
О роли кукол в спектаклях
«Куклы переходят из одного моего спектакля в другой как часть декораций. Это безликие персонажи, которые для меня ничего не значат. В реальной жизни это та масса, молчаливое большинство, которое нас окружает. Те, кому на все наплевать».
О хороших и плохих финалах
«Не думаю, что со зрителями произойдут кардинальные перемены после трагичной концовки спектакля. Многие режиссеры наивно полагают, что могут менять людей своими постановками, но, на самом деле, от нас ничего не зависит. Десять минут человек поразмышляет о спектакле и быстро забудет. Когда шел мой спектакль «Ричард III», я знал, что в партере сидит 80% «Ричардов». Пока они находились в зрительном зале, они с осуждением наблюдали за происходящим и сами были против зла. Но я уверен, что те, кто сегодня осуждал этого маленького диктатора, уже завтра, сидя в своих рабочих креслах, как ни в чем не бывало продолжат заниматься «ричардством». Как зритель, я люблю хэппи-энды. Конечно, я понимаю, что это ирония и в жизни так не бывает. Но моему сердцу приятней видеть хороший финал. Хотя я и сам не раз ужасно кончал спектакли».
О профессии актера
«В театре должны работать мужественные люди. Тех, кто опускает руки, театр отсеивает. Как только актеры начинают думать, что они бездарные, они начинают медленно уходить со сцены. Вообще актерство – ужасающая профессия. Они учатся лишь на год меньше, чем режиссеры, но впоследствии их судьба находится в руках этих людей. Так актеру приходиться играть роли, которые ему, возможно, не близки из-за того, что один человек на год проучился дольше, чем он».
О «Нюрнбергском процессе» в театре
«Очень интересная история произошла со мной в Германии, где я ставил Шекспира. В спектакле была любовная сцена старого мужчины и девушки. Когда я прогнал полностью спектакль, оказалось, что он затянулся на четыре часа. Немцы обожают долгие спектакли, а для меня неприемлемо четыре часа сидеть в театре, поэтому я принял решение вырезать эту сцену. Этим я очень обидел 16-летнюю актрису, и она обратилась в профсоюз со словами: «Я мучилась три месяца, хорошо сыграла, и вдруг режиссер решил вырезать сцену». На следующее утро, когда я пришел в театр, то попал на «Нюрнбергский процесс». Все театральное сообщество собралось в зале, чтобы судить меня. И когда мне дали последнее слово перед тем, как вынести приговор, я сказал следующее: «Я не немецкий режиссер. Я из Советского Союза. Из той страны, где родился Сталин». Все присутствующие сделали большую паузу и молча разошлись, решив, что я тоже что-то страшное».
О качестве театра
«Меня раздражает, что театр сегодня часто существует на уровне «здравствуй – до свидания». Это при том, насколько сильно усложнилась литература. Человек читает книгу и принимает непосредственное участие в действии. А что в театре? Влюбленные, которые ссорятся из-за денег, затем в действии появляется другая женщина, и так по кругу. Театр стал всеядным. У меня возникает ощущение, что качество театра, которое присутствовало всю жизнь, начинает исчезать. Театр стал суетливым. Причем суета слишком глубоко проникла в него. В какой-то момент мы забыли, что театр – это метафизика. Его начисто уничтожили зарплатами и другими материальными и не только вещами, которыми театр не должен заниматься. Театр – это храм. Пусть и храм блуда».
«Из меня не делали вундеркинда». Максим Венгеров о музыкальном воспитании 
Любовь как лекарство. Псковский театр показал свое видение прозы Платонова 
Дирижёр Юрий Симонов в Воронеже: «В стране есть вещи поважнее культуры» 
Воронежцы танцевали под песни «африканского Стинга» в Зеленом театре