Тонкое, умелое переплетение жизни и творчества великого писателя Льва Толстого нашло отражение в спектакле Московского академического театра имени Вл. Маяковского «Русский роман». Постановку показали воронежцам в рамках Платоновского фестиваля искусств.
То ли на сцене молодой писатель с супругой Софьей Толстой, то ли герои знаменитого произведения автора? Как удалось воплотить в жизнь смелую задумку, на пресс-конференции рассказали автор пьесы Марюс Ивашкявичюс, режиссер и художественный руководитель театра Миндаугас Карбаускис, народная артистка России Евгения Симонова.
«Шли на главный камень русской литературы»
- В «Русском романе» переплетаются биография и творчество Льва Толстого. Как вы пришли к такому необычному замыслу?
Марюс Ивашкявичюс: У меня созревал замысел пьесы про Льва Толстого, но немного под другим углом. Изначально совместить «Анну Каренину» и биографию писателя предложил Миндаугас. Я сразу не поддержал идею, но после того, как перечитал «Анну Каренину», понял, что это правильная мысль. В итоге, мы показали молодость Льва Николаевича и Софьи Андреевны через героев «Анны Карениной» - Левина и Кити, а в старости это уже были реальные персонажи. При этом сам Лев Толстой на сцене так и не появляется. В пьесе он не человек, он - бог. И, кстати, эта работа открыла для меня один интересный факт. Получилось, что роман «Анна Каренина» будто бы отомстил Льву Николаевичу. Когда он начинал писать роман, он еще был счастлив в семье. А сразу по окончании произведения у него в личной жизни происходит громкий кризис. Это начало трагедии. Прослеживается такая же мистическая параллель, как и у Булгакова с романом «Мастер и Маргарита».
- Много времени ушло на подготовку?
Марюс Ивашкявичюс: Да, это очень долгий процесс. Ведь в постановке фигурирует не только «Анна Каренина», но мелькают и другие произведения Толстого – рассказ «Дьявол», «Детство». И, конечно, отдельное место занимает биография писателя. По дневникам Толстого можно воспроизвести каждый день его жизни. Так ведь он еще и вел два дневника – один тайный для себя, а второй, который читала Софья Андреевна. Также нужно было перечитать дневник самой Софьи Андреевны, Черткова… В общем, информации было слишком много.
- Не страшно было браться за работу таких колоссальных объемов?
Марюс Ивашкявичюс: Конечно, мы понимали, что идем на риск. Ведь мы шли на главный камень русской литературы. Я боялся отторжения зрителей, и, честно говоря, меня даже удивила положительная реакция. «Русский роман» - это одна из версий на тему Льва Толстого. А вообще я думаю, что Россия не до конца понимала, кого она имела. Безусловно, у Толстого есть признание, но я думаю, что в будущем оно будет еще более весомым. Например, про позднего «Толстого» говорят, что у него «мозг поехал», а ведь там все далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд.
«Она была для него всем»
- Евгения Павловна, какая она, Софья Андреевна, для вас? «Крест писателя» или его муза?
Евгения Симонова: Это реальный факт из биографии. В этот счастливый период жизни с Софьей Андреевной Лев Толстой написал все свои самые великие произведения. Он с молодости мечтал о такой большой семье, об этом количестве детей. Она была для него всем – помощницей, возлюбленной, матерью его детей. Тогда только, когда у него случился перелом, она не смогла этому соответствовать, и их отношения перешли в эту мучительную фазу. Он был великим гением, а она, хоть и потрясающей женщиной, но простой смертной. Софья Андреевна мне близка по духу. Она так сильно любила своих детей, как и я – детей, внуков. Для меня тоже семья – главное.
- Почему Черткова сыграла Татьяна Орлова, а не мужчина?
Миндаугас Карбаускис: Это подчеркнуло условность Черткова в этом спектакле. Одна актриса играет «некого оппонента» Софьи Андреевны – и Черткова, и Аксинью. Софья Андреевна ревновала мужа к этим двум людям, и в спектакле есть две сцены противостояния. Это собирательный образ ревности.
Евгения Симонова: Чертков был злым гением. Когда я общалась с потомками Толстого, они вспоминают о Черткове с ненавистью. Его все считают абсолютным злом. Ведь он уводил Толстого от всех. Он был очень тщеславным, амбициозным и фанатично преданным.
«Постоянное насилие над собой»
- Евгения Павловна, до «Русского романа» вы сыграли Анну Каренину. Помогла ли вам эта роль вжиться в образ Софьи Андреевны?
Евгения Симонова: Прямой связи в этих работах нет. То была экспериментальная работа и отчаянная. Но она меня многому научила. Мне было очень страшно играть Каренину. Зато после этого я пообещала себе, что больше так бояться ничего не буду. Вообще Лев Толстой всегда был моим любимым писателем, и Софья Андреевна мне импонировала. Я с удовольствием читала ее дневниковые записи.
- Вы пообещали себе больше никогда не бояться на сцене. А какие еще табу у вас существуют?
Евгения Симонова: Сложно сказать. Имею право не соглашаться на плохую пьесу. А вот на отрицательную роль соглашусь, почему бы и нет. У Августа Стриндберга есть одна гениальная, но страшная пьеса «Отец». И я сыграла главную героиню Лауру, которая до смерти сводит с ума своего мужа. Это было в театре Табакова. Поначалу я отказывалась от роли со словами: «Эта женщина не имеет ко мне никакого отношения, я не знаю, как к ней подступиться». На что Олег Павлович мне ответил: «В нас столько всего намешано. Если порыться, там столько всего можно найти». И в итоге я с таким удовольствием сыграла эту Лауру. После того, как моя старшая дочь посмотрела спектакль, она сказала мне: «Мама, какая же ты сволочь».
- Как вы обычно восстанавливаетесь после таких эмоционально затратных ролей?
Евгения Симонова: Мы все себя перемалываем каждый день. Репетиции – это расшатывание нервной системы. Актерская профессия – это постоянное насилие над собой. Потом уже начинаешь от этого насилия получать некоторое удовольствие. Но не всегда. Меня спасает сон и то, что я сплю как бревно.
Гений в красных ботинках. На Платоновфесте показали спектакль о Мольере 
«Я его пристрелю: он затмевает всё». Юрий Норштейн о «Ёжике в тумане» 
Иерусалимский квартет в Воронеже: «Все споры в музыке разрешаются на сцене» 
Танец в виртуальной реальности. На Платоновский фестиваль привезли VR_I 
«Театр стал всеядным». Режиссер Роберт Стуруа о низкопробных спектаклях