Российский военный журналист Андрей Руденко 10 лет работает на Донбассе и доносит правду о происходящих там событиях.
Он рассказал «АиФ-Черноземье», зачем поехал в горячую точку, как однажды попал в засаду и чуть не погиб, и почему в Донецке на съёмки сюжетов надо выезжать очень оперативно.
Началось с провокаций
Анастасия Ходыкина, корреспондент «АиФ-Воронеж»: Андрей, вы свидетель многих событий, в чём вы видите причину происходящего?
Андрей Руденко: На Украине в 2014 году был совершён военный переворот. Причём зачинщикам дали возможность смены власти практически без выстрелов, но, как и в начале СВО, им не нужны были мирные договорённости, а нужна была кровь. Они стремились разжечь огонь ненависти между двумя живущими на одной территории национальностями, понимая, на какие болевые точки надо нажать. Жителей Донецка называли бандитами, отбросами. И естественно, люди встали.
Удар по Славянску со всех видов артиллерии 2 мая, когда погибло большое количество жителей, а также трагедия в доме профсоюзов в Одессе, стали отправной точкой. После этого люди решили взять в руки оружие и отстаивать своё право быть русскими, говорить на русском языке, да и вообще не пускать этих подонков на свою землю. Так начались тяжёлые дни противостояния, которое продолжается до сих пор.
- Сложными ли для вас оказались эти годы?
- На самом деле первый год был очень тяжёлым. Депрессия была страшная. Мы не понимали, что происходит и что будет завтра. Сегодня я понимаю, что завтра будет Победа. Многие думают, что на территории Донбасса наша армия защищает жителей Донбасса. Но, как человек, проработавший там 10 лет, скажу, что наша армия там защищает нас, людей, которые живут в Воронеже, Ростове, Липецке и в любом другом городе России, потому что задача западных «друзей» была стравить два государства, и выбраны были украинцы, потому что они тоже русские, а русские не сдаются. Смешно и горько звучит, когда в окопах на другой стороне украинцы кричат: «Русские не сдаются!»
До сих пор многие украинцы думают, что мы на них напали, не понимая нашей действительной цели. Но мы даже в эфире показывали ту секретную карту, на которой была чётко распланирована система, как они нападут на ДНР и ЛНР, сметут их и пойдут дальше на Ростов. Всем, кто не верит, хочется сказать: приедьте в Донбасс, объясните, почему снаряды летят по детским садам, почему возле библиотеки приземлились два хаймерса? Что им сделала библиотека, чтобы по ней выпустить 300 тыс. долларов?! Ответ только один: это хайп – ударить по центру Донецка. Таким образом они подпитывают свою оголтелую публику, которую нашпиговали ненавистью, и она требует крови.
Были случаи, когда показывали украинским военнопленным «Аллею ангелов» убитых детей, разбитые школы и детсады. И у всех был один и тот же ответ: «Вы врёте!»
«Круче» фашиствующей пропаганды, чем на Украине, нет, пожалуй, нигде. До СВО в украинских СМИ и Центре информационно-психологических операций числилось 2,5 тыс. сотрудников. Теперь раза в два больше. На Донбассе ведущих информационную борьбу с противником всего 20 человек, в том числе наша команда. Тем не менее, мы неплохо им противостоим.
Попали в переделку
- Бывали случаи, когда вы чувствовали серьёзную опасность?
- Как-то получаем информацию, что на блокпосту в стороне Днепропетровска хотят сдаться российским журналистам представители нацгвардии. Я ощущал, что это подстава, но при этом как любой журналист прыгнул в машину и рванул за сенсацией. Мне сильно повезло: рядом со зданием, где я выходил, стояли японские журналисты с переводчицей из Киева. Я решил, почему бы не поделиться новостью с западными коллегами – покажут на весь мир, что нацгвардейцы переходят на нашу сторону, и пригласил их на встречу. Минут на пять раньше я оказался у этого блокпоста. БМП на мою машину направил пушку. Люди там были одеты не по форме.
Как бывший военный, я понимал, что на блокпосту не могут быть люди не в форме. Причём, на них была чёрная одежда и чёрные автоматы с глушителями. Понял, что это засада и нас сейчас убьют. До этого уже бывали ситуации, когда журналисты попадали в такого рода переделки и чудом оставались живы. Я тянул время, ожидая, что подъедут «западники», и это нас спасёт. Так и произошло.
У нас съёмочная группа состоит из трёх человек, а у них – из 6-7-ми. Несколько операторов, журналистов. Они падают, рассказывают, крутятся – очень интересная картина, похожая на театрализованную постановку. Выскочили эти японцы, начали снимать, из БМП вышел полковник, достал сигареты. Я: «Вы же хотели сдаться». Он улыбнулся: «Повезло тебе». Пока они его снимали, я сел в машину и говорю этим парням: «До свиданья!» А они мне по-польски: «Езжай отсюда».
- Изменился ли за это время наш солдат?
- Русский солдат стал хладнокровным профессионалом, «рексом» – так в Чечне называли спецназовцев. Это не те ребята, которые были в первые дни СВО. Все боевые действия трансформировались – стали высокотехнологичными. Артиллерия уже не особо решает исход сил, есть дрон, который влетит в форточку автомобиля и уничтожит всех, кто там находится. Чтобы из артиллерии попасть по движущемуся танку, надо потратить от десятка снарядов, а дронов нужно всего три.
- В Донецке жить сейчас очень опасно. Почему же местное население не покидает город?
- Реально по городу выпускается в день до 300 снарядов. Выхожу из дома – помолюсь и поехал. Неизвестно, где прилетит. Поэтому люди там живут сегодняшним днём, так как многие не знают, проснутся они завтра или нет. При этом жители Донецка верят в Победу, светлое будущее, таких патриотов, как они, мало где встретишь. Когда Авдеевку подчистили, я не мог выехать из центра города из-за пробки. Люди расслабились. А я-то понимал, что на обстрелах это никак не сказалось – от центра города до конечной точки Авдеевки всего 20 км, а артиллерия врага берёт 40 км. Пытаюсь через соцсети рассказать, мол, товарищи, будьте осторожны, ещё небезопасно. Но враг опередил и дал три артиллерийских удара по городу – к сожалению, были погибшие.
Ещё в Донецке уникальные коммунальщики. Представьте, в здание попадает 155-миллиметровый снаряд, разбитые окна, посечённые стены, куча мусора. Но если ты за час не успел приехать на место обстрела, то увидишь уже заделанный асфальт, забитые, иногда даже застеклённые окна. Люди невероятно любят свой город. И хотя он остановился в развитии в 2013 году, и по нему постоянно стреляют, вы не увидите на улицах ни бычков, ни фантиков.
На нашей стороне
- Андрей, почему вы поехали работать именно в Донецк? Нет усталости, желания заняться чем-то другим?
- Думаю, это патриотизм, несогласие с тем, что там творилось. Когда начались события в Киеве, я не отлипал от телевизора – смотрел, разбирал, что происходит на майдане. Надеюсь, что хватит здоровья и везения доработать, и я сделаю свой крайний репортаж о том, что мы победили.
Ведь что такое усталость? Это когда ты что-то закончил и начинаешь заново. В моём случае логический конец – это Победа. Я всем пообещал, что больше военной журналистики в моей жизни не будет. Хотя есть такое понятие, как псы войны. Многих вновь тянет за честностью, поэтому они возвращаются.
- Есть ли у вас видение, когда закончится спецоперация?
- Для меня все 10 лет авдеевское направление было особенно тяжёлым – я там получал контузии, бегал от снайперов, слышал свист пуль возле уха. Сейчас я уверен, что спецоперация закончится нашей Победой уже в этом году. У врага подходит точка невозврата по потерям, нацист затыкает дыры простыми людьми с улиц. Это непрофессиональные военные, которые вчера шли работать на заводы, а сегодня стоят с автоматами на передовой. И чтобы им восстановить паритет в силе, нужна большая передышка. Месяца три-четыре – для обучения. Если мы не дадим врагу этого времени, дальше будет гораздо проще.
