«Самое страшное - разобщение». Худрук о жизни частного театра в карантин

Как выжить частному театру в условиях самоизоляции зрителей, как провести международный фестиваль и почему нужно доверять происходящему на сцене, во Всемирный день театра «АиФ-Воронеж» рассказал художественный руководитель Никитинского театра Борис Алексеев.

Как жить?

Ангелина Оболонская, «АиФ-Воронеж»: 19 марта вышло распоряжение закрыть все театры Воронежа на карантин из-за коронавируса. Как вы восприняли это известие?

Борис Алексеев: Сначала восприняли это вполне однозначно: раз мы негосударственный театр, это нас не касается. Ведь в одном из указов говорилось именно о закрытии подведомственных учреждений, и мы, как частное заведение, продолжили работу. Правда, в последствие, после выхода еще одного указа, нам тоже пришлось закрыться.

Мы и так по сути живем от месяца к месяцу, и каждый месяц – риск. Тем более, мы не бизнесмены, мы – люди искусства. И для нас сложившаяся ситуация в финансовом плане – сложная.

По началу все немножко растерялись, но не расстроились. Два вечера без спектаклей, и уже странно. Мы отменили спектакли в субботу и воскресенье при том, что был продан полный зал. Всю эту огромную сумму за билеты пришлось возвращать. Часть спектаклей перенесли, но у зрителей все равно есть возможность вернуть билеты, и они ею пользуются. Благо, остаются те люди, которые не торопятся их возвращать, таких довольно много, и это радует. Основное переживание у театра – как жить, а уж чем себя занять, мы найдём.

У нас есть сейчас возможность настроить менеджерскую работу, SMM. Наш театр в принципе появился стихийно, и все это время мы работали, не имея возможности остановится, подумать, кто мы и зачем. Сейчас мы обращаемся к спонсорам, пишем гранты, запустили электронный сбор средств.

Статья по теме

«Момент, когда жизнь остановилась». Артисты о работе во время карантина

- Из-за карантина Никитинскому театру пришлось перенести еще и фестиваль независимых театров «ЦЕНТР», который должен был проходить в Воронеже с 27 апреля по 3 мая. Ждать ли зрителям, что в октябре на фестиваль приедут все те же театры, включая эстонский и казахстанский?

– «ЦЕНТР» мы перенесли еще до карантина из-за того, что наши участники из Эстонии и Казахстана оказались закрытыми для вылета. Все анонсированные спектакли останутся в программе фестиваля, и зритель сможет их увидеть в октябре. Кроме того, из-за смещения дат появилась возможность дополнить программу еще несколькими спектаклями.

- Сейчас многие театры выкладывают в Сеть свою внутреннюю закулисную жизнь, снимают видео с репетиций. Вы думаете на время карантина перейти в онлайн-пространство?

– Из-за вынужденной приостановки деятельности у нас появилась идея сделать онлайн-спектакль под названием «Изоляция». Это – своеобразный stories-спектакль, в котором несколько актеров и обычных людей из Италии, Испании и Воронежа делятся своей жизнью в изоляции. У нас возникла идея изучить тему изоляции и одиночества и задокументировать этот непростой период нашей жизни. Спектакль можно смотреть в течение 14 дней в Instagram-аккаунте проекта Smart. Важно сказать, что этот проект планировался мной давно, но запустился досрочно в связи с последними событиями. По поводу внутренней жизни - мы решили ежедневно выкладывать в Instagram театра видео с хештегом #учимтекст, где будем каждый день читать по одной странице пьесы «Двенадцатая ночь» Уильяма Шекспира, премьера спектакля по этому произведению намечена на сентябрь. В распечатке пьеса заняла 105 листов, то есть за 105 дней вся пьеса будет прочитана актерами Никитинского театра. Зритель сможет зайти к нам в Instagram и прослушать ее, а потом прийти и посмотреть спектакль в театре, уже зная сюжет. Кроме того, эту пьесу в постановке московского режиссера Юрия Муравицкого мы решили, в силу карантинных историй, репетировать онлайн. Тем более, Юрий тоже не может приехать к нам из Москвы. Скорее всего, мы позвоним друг другу по какому-то месседжеру, развернем ноутбук на сцену. Он будет на нас смотреть, а мы - репетировать.

25 марта в режиме онлайн мы показали премьеру спектакля «К. Рассказы», в основу которого легли рассказы Франца Кафки и его «Письмо отцу». Эфир посмотрели порядка восьми тысяч человек, и какое-то время запись спектакля останется доступной для просмотра.

Режим выживания. Добьёт ли коронавирус экономику Воронежской области Подробнее

«Театр – это не про «посмотреть», а про «поучаствовать»

- За четыре года работы своего театра вы заметили, что люди стали лучше смотреть на современное искусство?

– Есть люди, которые понимают, что театр - это не бархатные штанишки, шпаги и расписной задник, это серьёзный разговор и достаточно неприятный. Его задача не развлекать, не создавать досуг. Кто-то по-прежнему идет в театр посмеяться и отдохнуть. И это зависит не от того, сколько времени прошло, а от каждого конкретного зрителя и от того, как он проводит свою жизнь. Театр – не про «посмотреть», а про «поучаствовать», «открыться», «впустить». Я всегда говорю зрителю - приходя в театр, нужно довериться нам и понять, что все происходящее на сцене делается не просто так.

Есть и те, кто в штыки воспринимает современное искусство и говорит, что это не искусство вообще. Хочется у них спросить, откуда у них такие критерии, если даже сами люди, живущие искусством, не могут всего до конца уяснить.

Статья по теме

«Театр стал всеядным». Режиссер Роберт Стуруа о низкопробных спектаклях

- Но ведь некоторых режиссеров можно назвать прямо не совсем талантливыми…

– Это к вопросу о том, что зритель должен доверяться. Как минимум, у театра есть руководитель, есть серьёзные эксперты, которые оценивают и знают весь контекст, смотрят по 250 спектаклей в год, и они точно скажут, например, что в этой постановке «Гамлета» ничего нет. Театр, как любое искусство, пытается зафиксировать моменты настоящего. У каждого спектакля есть мотив и цель. Всё, что происходит на сцене, – это результат серьёзного отбора, отбрасывания лишнего.

- Какова тогда функция современного театра?

– Невозможно сформулировать функцию современного театра. Ещё 30 лет назад театр не мог быть документальным или играться не на сцене, а в супермаркете. Как любое искусство, он пытается зафиксировать и осмыслить то, что происходит сегодня. В какой-то момент понятие «культура» почему-то стало объясняться как «сохранение культурного наследия». Всю жизнь театр и культура в целом занимались созданием чего-то нового. Что вдруг случилось, что все начали сохранять прошлое? Мы учитываем прошлое, но мы делаем шаг дальше, вперёд.

Если почитать, что писали современники о Станиславском, поставившим «Вишневый сад» Чехова, мол, на сцене у Станиславского не играют, а бормочут. Видели бы они театр сегодняшний, где постоянно бормочут, но это такой прием, это специально сделано. Каждый следующий художник что-то постоянно ломал в каноне, но ничего же плохого не произошло, просто искусство изменилось.

- Что вы сломали?

– Мы пока ничего не сломали. Мы разбираемся, куда попали.

Театр говорит о человеке, а не о времени

- Есть мнение, что частный театр свободен не только от государственных дотаций, но и от цензуры. Это так?

– Есть такие вопросы, которые вообще для нас не стоят. То есть такими категориями мы даже не думаем. Один из банальных базовых вопросов от зрителей, особенно школьников, - а как вы выучили столько текста? А такого вопроса нет в профессии. Это так же просто, как носки надеть. То же самое в плане цензуры. Люди, занимающиеся театром, безумно самоцензурированные. Если мы что-то делаем, значит, это действительно важно. Если мы артиста раздели или оставили матерное слово в пьесе, значит, нельзя иначе. Естественно, мы не будем делать противозаконных вещей: калечить людей на сцене или сжигать прилюдно флаг страны. У нас, в конце концов, есть вкус, который мы воспитывали в себе долго.

Статья по теме

Музыка на языке жестов. В Воронеже играют концерты для слабослышащих людей

- Можно ли в спектакле ругать власть?

- Такая задача тоже не ставится. Театр говорит о человеке. Даже не о времени, потому что, как показывает действительность, ничего не меняется. Последний спектакль, который мы отыграли перед закрытием, - «Чернобыльская молитва». Играя этот спектакль, мы вдруг нашли в нем множество созвучных нынешней ситуации вещей. А там есть куча таких понятий – эвакуация, закрытый город, здоровье – все то, что вторит времени сейчас. Спектакль, который мы поставили четыре месяца назад, приобрел новые мотивы. При этом мы ничего не изменили в спектакле, но звучит он теперь в сознании людей еще с одним оттенком. Например, если мы в спектакле отразим какие-то негативные стороны действительности, вы это разве будете воспринимать, как порицание власти? Мы, таким образом, лишь укажем на то, что и так есть. Это негативно, но, к сожалению, правдиво. Театр транслирует правду.

- Современные режиссеры все чаще приглашают в спектакль в качестве актеров особенных людей. Как вы считаете, это делается, потому что появилась необходимость обратить внимание на проблему или потому что в какой-то момент это стало модным?

– Наверное, в какой-то момент мы поняли: неважно, одна нога у тебя или две, 31 хромосома или 32. Но надо понимать, ради чего и как делаются такие спектакли. Я бы не хотел давать оценок. Если у этого благородные художественные цели, это прекрасно. Человек есть человек. Например, в программе «ЦЕНТРА» есть спектакль «Фабрика историй». Там все очень деликатно. Там люди с аутическим расстройством не играют, а рассказывают свои истории. В силу своих особенностей они могут сделать это каждый раз по-разному, что-то додумать или сократить. И тут же рядом есть профессиональный артист, который может грамотно это все обыграть.

Все утыкается в финансы

- Карантин когда-нибудь кончится. Вы надеетесь, что зрители, для которых театр долгое время был под запретом, с двойным интересом пойдут на спектакли?

– Я бы надеялся, но как будет – не знаю. Будет зависеть от того, в какой финансовой ситуации мы окажемся. Все утыкается в этот вопрос. Очень хочется, чтобы люди соскучились по живому, эмоциональному и пошли бы. Я понимаю, что сейчас весь интернет в онлайн-трансляциях, и на это безумный спрос, но я в этом не вижу живого соприкосновения.

Недавно услышал фразу одного врача, который говорил о карантине: «Сейчас самое важное – это разобщение». На мой взгляд, это самое страшное. Если это разобщение станет нормой для нас, то, считай, мы потеряны.

Уважаемые зрители, когда карантин кончится, пожалуйста, идите в театр. Потому что даже если мы делаем больно, это мы так вас радуем.